Затем ли Державин слагал «Снигиря», а Галич – «Трубят егеря», затем ли написана «Жизнь за царя!» и отдана жизнь за царя
затем ли за несколько доблестных строк, за пафосный слог и запал Радищев поехал в Илимский острог, а Новиков в крепость попал, затем ли Демидовы лили металл, и буйствовал Петр-исполин, и Пушкин писал, и Гагарин летал, и Теркин врывался в Берлин, затем ли Чадаев томился тоской, Некрасов рыдал в нищете, затем ли Волконский и с ним Трубецкой цепями гремели в Чите, затем ли Россия слетала с колес, красна от кровавых ручьев, и Ленину все-таки то удалось, чего не сумел Пугачев, затем ли играли в серебряный век, как больше нигде не могли б, и «Вехи» закончились «Сменою вех», а вслед им неслось «Из-под глыб», затем ли Магнитка, затем ли Дубна, и ширь, и тоска, хоть завой – величие зверства, и зла, и добра, и воли, и скуки самой, затем ли Суворов, террор и застой (который стояч, но глубок), и блеск разговоров, и трижды Толстой, и трижды Тургенев, и Блок, жестокий, столетьями длящийся пир открытий, отваги, потерь, затем ли Россия, дивившая мир полтысячи лет,– чтоб теперь – чтоб валенка уровень, запах и цвет мы выбрали в цели свои;
чтоб Ваенга – наш православный аскет – писала «мичеть» через и; чтоб после Кущевки и Крыма Ткачев, чьи фокусы сильно бодрят, набрал из кубанских своих казачков нагаечный зондер-отряд; чтоб время не двигалось, хоть удавись, а стыло тянучкой во рту; чтоб мелкий, но злобный один дзюдоист сказал инквизиции «тпру» чтоб главных занятий – распил и разъезд – не думал никто прерывать; чтоб церковь, оправившись, сделала крест орудием казни опять; чтоб прятали бабки у внешних врагов, язык же засунули в ж., а всякое слово из пары слогов тут сложным казалось уже; чтоб вышли в тираж, поделились на сто, подонкам кричали ура; чтоб верхом возможностей сделалось то, чего бы стыдились вчера; затем, чтобы ростом считали развал, ослами набили конвент, чтоб тот патриотом себя называл, кому «идиот» – комплимент; чтоб символом вольности сделать тюрьму, а символом прав – помело, чтоб образ грядущего свелся к тому, чем в прошлом Россию рвало; чтоб прочие земли на парный тотем смотрели, плюясь горячо...
Скажи мне, затем ли? Должно быть, затем. И правда, зачем бы еще?
Дитрий Быков
Вот, прислали по почте. Делюсь.
Затем ли Державин слагал «Снигиря»,
а Галич – «Трубят егеря»,
затем ли написана «Жизнь за царя!»
и отдана жизнь за царя
затем ли за несколько доблестных строк,
за пафосный слог и запал
Радищев поехал в Илимский острог,
а Новиков в крепость попал,
затем ли Демидовы лили металл,
и буйствовал Петр-исполин,
и Пушкин писал, и Гагарин летал,
и Теркин врывался в Берлин,
затем ли Чадаев томился тоской,
Некрасов рыдал в нищете,
затем ли Волконский и с ним Трубецкой
цепями гремели в Чите,
затем ли Россия слетала с колес,
красна от кровавых ручьев,
и Ленину все-таки то удалось,
чего не сумел Пугачев,
затем ли играли в серебряный век,
как больше нигде не могли б,
и «Вехи» закончились «Сменою вех»,
а вслед им неслось «Из-под глыб»,
затем ли Магнитка, затем ли Дубна,
и ширь, и тоска, хоть завой –
величие зверства, и зла, и добра,
и воли, и скуки самой,
затем ли Суворов, террор и застой
(который стояч, но глубок),
и блеск разговоров, и трижды Толстой,
и трижды Тургенев, и Блок,
жестокий, столетьями длящийся пир
открытий, отваги, потерь,
затем ли Россия, дивившая мир
полтысячи лет,– чтоб теперь –
чтоб валенка уровень, запах и цвет
мы выбрали в цели свои;
чтоб Ваенга – наш православный аскет –
писала «мичеть» через и;
чтоб после Кущевки и Крыма Ткачев,
чьи фокусы сильно бодрят,
набрал из кубанских своих казачков
нагаечный зондер-отряд;
чтоб время не двигалось, хоть удавись,
а стыло тянучкой во рту;
чтоб мелкий, но злобный один дзюдоист
сказал инквизиции «тпру»
чтоб главных занятий – распил и разъезд –
не думал никто прерывать;
чтоб церковь, оправившись, сделала крест
орудием казни опять;
чтоб прятали бабки у внешних врагов,
язык же засунули в ж.,
а всякое слово из пары слогов
тут сложным казалось уже;
чтоб вышли в тираж, поделились на сто,
подонкам кричали ура;
чтоб верхом возможностей сделалось то,
чего бы стыдились вчера;
затем, чтобы ростом считали развал,
ослами набили конвент,
чтоб тот патриотом себя называл,
кому «идиот» – комплимент;
чтоб символом вольности сделать тюрьму,
а символом прав – помело,
чтоб образ грядущего свелся к тому,
чем в прошлом Россию рвало;
чтоб прочие земли на парный тотем
смотрели, плюясь горячо...
Скажи мне, затем ли? Должно быть, затем.
И правда, зачем бы еще?
Re: Дитрий Быков